Леонид Леванович - Беседь течёт в океан[журнальный вариант]
Хроника БЕЛТА и ТАСС, 1980 г.
4 октября. София. Вчера в столице Болгарии открылась Международная встреча на тему «Ленин и социальное развитие современного мира».
6 октября. Минск. Правительственная комиссия сообщает: гроб с телом Петра Мироновича Машерова будет установлен в Доме правительства. Похороны состоятся 8 октября в 16 часов на кладбище по Московскому шоссе.
16 октября. Тегеран. Военные сообщения свидетельствуют о том, что за последние двое суток бои между иранскими и иракскими войсками приобрели особенно жестокий характер.
28 октября. Гомель. Задачи областной партийной организации по выполнению решений октябрьского (1980 г.) Пленума ЦК КПСС, указаний и выводов, высказанных в речи товарища Л. И. Брежнева, обсуждены на пленуме обкома партии.
II
День кончался. Андрей Сахута почувствовал, что очень устал, голова разболелась, аж покалывало в висках, во рту было сухо и горько. И ему так захотелось кинуть-ринуть все — кабинет с табличкой на двери: «Первый секретарь райкома», с мягким толстым ковром на паркете, с множеством телефонов на приставном столике, проститься с секретаршей и удрать в лес, вырваться, будто птица из клетки. И быть там одному, никого не слышать, не видеть.
Наверное, оттого такая усталость, что не был еще в отпуске. Летом и у него, и у Ады было столько забот на работе, что выбраться не удалось, а хотелось поехать вместе. Недавно Андрей взял путевки на озеро Нарочь в надежде, что удастся ухватить за хвост бабье лето, походить по грибы, надышаться осенним лесом.
Затрещал один из телефонов, он автоматически глянул на часы над входной дверью — короткая толстая стрелка приближалась к пяти, успел подумать, снимая трубку: сегодня не было ни одного приятного звонка.
— Сахута слушает!
— Внимательно он слушает или нет?
— Почему же нет? Абсолютно внимательно! Чтоб ты был здоров, Петро! Чтоб тебя кабеты любили! Я за день оглох от телефонов. Голова распухла. Ну, думаю, еще кто-то прорвался в конце дня.
— Хорошо, что застал тебя на месте. Хочу напомнить: завтра ждем, с женой, с детьми. Посидим по-семейному. Это ж черт знает что! Друзья детства живут в одном городе и видятся, по-нашему говоря: гады ў рады.
— Такова, братец, жизнь. Одни заботы и проблемы. Иногда жалею, как в том стихотворении: «І чаму не стаў я лесніком, лес мой, брат мой… Быў бы я тваім замком і тваёю брамай…»
— Как же не стал? Ты ж лесничий по диплому. Парадоксы жизни. Мой отец, лесник, так хотел, чтобы я пошел по его стопам. А меня потянуло в небо. Приземлился на телевидении. Зато тебя потянуло в лес.
— Да, но, к сожалению, я там долго не задержался. Послушай, что дальше в том стихотворении. Давай оторвемся от жизненной прозы. Так вот:
Ходзяць многія на твой парогПа вясну, па радасць, па маліну.Дрэва кожнае — маўклівы Бог,Што праклён прымае і малітву.«Пад арэшынай — любімай быць,Пад вярбінаю — ліць слёзы,Пад рабінаю — чужых любіць,Удавой застацца — лёс бярозы».
И кончается так… Забыл. Сейчас вспомню. Ага, есть! Слушай:
Зноў дзяўчат з бярозамі сустрэў, —Паняслі пад вокны паўдубровы…Нехта ж з помстаю ідзе да дрэўІ сячэ без літасці на дровы.
— И как ты думаешь, чей это стих?
— Андрей, стыдно мне, но вынужден сдаться.
— Так вот, это наш земляк Алексей Пысин.
— Я думал, у него все про войну… К сожалению, на телевидении, кажется, нет ни одной записи его.
— А ты куда смотрел? Не мог сделать передачу про земляка?
— Я же не литдрама. У меня научно-популярная редакция.
— Ну вот. Если изменить крылатое выражение, то получится: Петро кивает на Ивана. Такие мы хозяева. Лес пилим на дрова. Хотя из него можно сделать столько дорогих вещей! Поэтов своих не любим, не читаем.
— К сожалению, твоя правда. Вот завтра это и обсудим.
— Хорошо, Петро. Извини, телефон. Какому-то начальнику приспичило услышать мой голос или дать втык…
А на другом конце Минска друг Петро Моховиков переключил свой телевизор на монитор, нашел студию, где записывалась передача по белорусской литературе — о творчестве Янки Мавра. Эта передача интересовала Петра — именно он предложил взять за основу повесть «ТВТ». Это произведение о Товариществе Воинственных Техников, которые подняли бунт против диктата домашних вещей, нравилось ему с детства.
Была и еще одна причина посмотреть передачу: ее записывала режиссер Лида Якубовская, высокая, стройная, синеглазая. Нет, про служебный роман Петро не думал, точнее — запретил себе всякую вольность с подчиненными женщинами. Успел поссориться с главным режиссером, а ему через год на пенсию, так, может, Лида и заменит. Вот она склонилась над ведущим передачи — лысоватым доцентом с короткой рыжеватой бородкой, что-то ему сказала, он сел удобнее, расправил плечи. Доцент посматривал на себя на боковом экране, поправил галстук, причесал и разгладил бородку. Актриса и актер, занятые в передаче, перечитывали свои тексты. Зрелище напоминало немое кино, потому как микрофоны были пока отключены. Петро смотрел на немой экран и вспоминал свой путь к этому кабинету с персональным телевизором-монитором…
С Андрейкой Сахутой он бегал в деревенскую школу, а потом их дороги разошлись: детвора из Кончанского Бока ходила в семилетку в Заречье, а малышня Шамовской стороны — в Белую Гору. После школы перед ними встал первый жизненный экзамен: куда податься дальше? Какую выбрать профессию?
Как-то шли они вечером после танцев. Петро в костюмчике, белый воротничок рубахи, в кармашке возле лацкана поблескивала металлическая дужка авторучки. Андрей завидовал ему, потому что об авторучке мог только мечтать. Отец Петра — лесник, имел пусть небольшую зарплату, а мужчины-колхозники, как и женщины, работали за трудодни-палочки. В конце года на них начисляли по двадцать-тридцать копеек. Вот тут и живи!
— Андрей, что ты будешь делать после школы? Куда лыжи навострил? — ломким баском спрашивал Петро.
— Еще не решил. Думаю. Отец советует в лесной техникум.
— И мне отец голову задурил. Иди, говорит, в лесной техникум. Будешь лесничим. Все в твоих руках. А меня тянет в небо. Хочу стать летчиком. Помнишь, еще была война, мы стояли на взгорке? На ледоход смотрели. Девчата весну гукали. И тут в небе появились самолеты. Наши, бомбардировщики. Я стоял, задрав голову. И про ледоход забыл.
Петрик Моховиков рос очень говорливым, общительным, соседи посмеивались: в мать удался, лесник Захар — на редкость молчаливый, а его супруга Гапка — отменная балаболка, причем шепелявила: выпал передний зуб, а говорила быстро, аж слюна брызгала изо рта.
— Значит, поедешь в Полоцк? В техникум?
— Не знаю. И хочется, и колется. А может, лучше пойти в восьмой класс? А после десяти сразу в институт, — по-взрослому рассуждал Андрей.
— А я думаю схитрить, — зашептал Петро, хотя они были на улице только вдвоем. — Чтоб война в хате кончилась… Ну, матка за меня, лишь бы дома остался и пошел в восьмой… Скажу отцу, что после десятилетки рвану в лесотехнический институт. А сам катану в военкомат, а потом в летное училище. Ну, если пройду комиссию. А если не пройду, тогда в лесной или в сельхозакадемию.
Андрей одобрил план друга. На этом простились. Силуэт друга растаял в темноте, а Петро еще долго стоял возле дома, слушал тишину, вглядывался в темную стену леса за Беседью. Вдруг из-за реки послышались резкие и громкие звуки: драп-драп, драп-драп! Это продирался сквозь росистую траву драч-коростель, властелин ночных лугов. А со стороны поля, из высокой, колосистой ржи, послышалась другая песня: пить-полоть, пить-полоть — подала голос перепелка.
И хоть был Петро разговорчивым, здесь у него не хватило бы слов, чтобы выразить свои чувства: всем юным существом он почувствовал великую любовь к родной деревне, к Беседи и знакомому с детства лесу. И крик драча, и песня перепелки звучали для него как наилучшая, прекрасная музыка. Если остаться дома, то всегда можно будет это слышать и видеть, но и хочется пожить в большом городе, тянет, словно магнит, небо. Вон оно какое: звездное, громадное, таинственное. Петру показалось, что он слышит какое-то отдаленное гудение, будто жужжит майский жук. Он прислушался, всмотрелся в небо и увидел пульсирующую точку — это летел самолет. Петро стоял и смотрел как зачарованный. Самолет пролетел над Беседью, над притихшей деревней: курс держал на восток, значит, на Москву. «И все-таки я буду летчиком!» — словно дал себе клятву Петро Моховиков.
